Как переводится договор на казахский
Обновлено: 13.05.2024
Без них не обходится ни один язык. Дело не в богатстве слов, а в применении. Ни один термин при переводе не означает (не соответствует, не отражает) ни сути, ни явления описываемого. Он обозначает то, что мы при помощи общественного договора придаем ему, причем, только в данном контексте. Иностранные слова должны оставаться. Надо учиться на чужих ошибках – русские после революции тоже пытались чистить свой язык. Предлагалось говорить “гульбище, мокроступы” вместо “бульвар и калоши”. Ничего не вышло. Из новоделов прижились лишь самолет (пароход, самокат и т. п.), а также филологический урод светофор (свет – русс., фор – греч), слово-кентавр.
Тем более что куча иностранных слов уже живет в казахском и ошибочно принимается за свое. Некоторые “боккарындар”, для придания высоко слога, говорят вместо “аякталды” — “тамамдалды”, не понимая, что это по-арабски. Про фарси вообще молчу. Но как только дело доходит до греко-латинских терминов у нас возникают проблемы. Известная языковая передача по “Хабару” регулярно собирает энтузиастов и методично выдумывают слова. Например, для обозначен6ия слов интеллект, бигуди, демократия, демонстрация и др.
Здесь не нужно умничать – надо оставить их как это сделали все языки, полагающие себя развитыми. Совершенно не согласен с изгнанием слов “адрес”, аэропорт. Зато тупо оставлены такие слова из “выборного” арсенала, как округ, участок.
Путем слепого калькирования с русского можно прийти к форменному кошмару. Например, “цифровые технологии”. Берется “цифра”, переводится как “сан” — число, цифра. И получаем: “санды технологиялар”. В другой версии: “сандык технологиялар”. Можешь понимать как “ляжка” или как “сундук”. Надо было взять источник – лат. “дигитус”, с основой “дигит”, что означает “разряд”, “порядок” (числа), из которого в русском языке появилось “цифровое”, и в таком виде оставить. Т. е. должно быть: “дигиталды технологиялар”. Кстати, турки так и поступили (“дигитал текноложи”).
Такой же ужас со словом “сотовый” (телефон). Образность английского автора приемлема для своего языка. Для прямого перевода не во все языки годится. Наши сделали так: “уялы (телефон)”. “Гнездо (?) с телефоном”… Надо было взять международное стандартное: “мобилдiк (телефон)”.
2. Формирование специальных словарей
Во всем мире поступают так. Если в языке нет термина для обозначения особых понятий – юридических, религиозных, научно-технических, то пытаются найти их в родственных языках.
Хороший пример –“ушак” — мы взяли его у турков, и слово сразу же прижилось. Но если дурак молится, то… Зачем-то решили говорить “алман, Алмания” вместо “немiс, Германия”. Это – не по-турецки, а по-французски. Турки традиционно пополнялись из французского, нежели английского, языка.
Вышли в свет “Кипчакское письменное наследие” и “Кодекс Куманикус” под редакцией проф. А.Н.Гаркавца. Эти бесценные источники содержат кодификацию кипчакской речи с периода ХIII по ХVII век. Живой язык наших предков предстает перед нами во всем богатстве. Удивительно – содержит термины по юриспруденции, по философии, которых так не хватает сейчас. Эти книги ответили бы на многие вопросы об исторической грамматике казахского языка, включая вопросы по развитию спрец. терминологии в историческом аспекте. Проф. Сапаргалиев опубликовал из “Наследия” кипчакский судебник – “Торе Бiтiг”. Но наши генералы от казахского языка ни разу не заглянули в нее. Я утверждаю это, поскольку разве могли бы они в противном случае пройти мимо таких слов, как “тореши” (судья), “ант iшкен” (присяжный заседатель)? Подозреваю, что наши “жаман ученыйлар” и дальше будут мучить себя и нас своим словотворчеством, в то время как 500 лет назад наши предки уже освоили терминами огромные поля и прекрасно пользовались ими.
Да что говорить – сельский учитель И.Алтынсарин живший почти 150 лет назад сочинил азбуку казахского языка в стихах, лучше которой до сих пор никто, включая наших бесчисленных профессоров, работников академий и кафедр, придумать не может, как бы они при этом ни потели. Маскара.
3. Переводческая политика
Без частотного словаря казахского языка научный перевод невозможен. Как я уже говорил, применение слов зависит от договора. Договор основан на некоем стандарте. Например, необходимо договориться и составить спектр оттенков гнезда “красивый”. Это, примерно, так: красивый, симпатичный, прекрасный, милый, очаровательный. И так на все слова и понятия. Это большой труд, но его нужно сделать. Где госпрограмма? Куда деваются деньги на развитие языка?
Любой переводчик должен знать несколько языков, если он – профессионал. В противном случае, будут вот такие кошмары. Весь город обвешан тупыми бордами со словами, не несущими какую-либо пользу. Несут они, точно, вред, т. к. содержат ошибки. Пример: “Алматы – город яблок!”, -восклицает один. Казахский перевод – там же: “Алматы – алманын каласы!”. Переводчик не знает, что в казахском языке есть неопределенный вид и определенный вид, но выражается он не артиклями, как в немецком или английском языках, а послелогом. Послелог – общее название для суффиксов, притяжательных, окончаний, поскольку грамматически они практически не отличаются в алтайских языках (каз., кор., яп. и др). Применив определнный вид автор перевода выражает понятие, что Алматы – город какого-то конкретного яблока. Т. е. можно спросить: “кай алманын каласы? Мына алманын ба, я мына алманын ба?”. Надо было перевести: “Алматы – алма каласы”. Вопрос, зачем нужен этот борд вообще, после того, как уже и яблок-то не стало – вопрос отдельный.
Без профессиональных переводчиков – без переводческой школы – так и будут переводится названия институтов, как это: Казактын мемлекеттiк… и т. д. – далее не важно. Правильно будет: “Казак мемлекеттiк”… Мы же говорим “казак тiлi”, “орыс тiлi” а не “казактын тiлi”. Последняя форма с окончанием род. падежа приемлема в поэтических произведениях для придания особого народного звучания: “казактын даласы”, “казактын дастарханы”.
Во всех языках есть норма, когда устойчивые словосочетания типа определение+определяемое слово применяются без указателей внутреннего управления (без падежных окончаний и служебных слов). Количество таких слово-поездов особенно много в языках, где быстро развивается межязыковое взаимодействие. Итогом ее является вынужденная бюрократизация, денационализация понятий. Сравните, в иврите: “меркез клита” — “центр абсорбции” — ни падежей, ни служебных слов. В русском языке: “вперед-цветение”, “нуль-транспортировка”, “SP-гибридизация”. Такие словосочетания есть и в казахском языке. Так мог бы выглядеть перевод выражения “сотрудники исполнительных комитетов неправительственных организаций”: “бей-мемлекет уйымдары аткару комитет кызметкерлерi”. Однако, скорее всего, в силу превалирующего формально-грамматического подхода его переведут так: “мемлекеттiк-емес уйымдарынын аткару комитеттерiнiн кызметкерлерi”. Такие устойчивые сочетания двух и более слов должны выявляться, вначале как тенденция, а затем учитываться и восприниматься как приемлемые, с включением в списки таких сочетаний.
То, что ниже было в одном из моих комментов. Сейчас то же, но подробнее.
Этот вопрос относится ко времени, когда мы перейдем на казахский язык. По другому его можно сформулировать так: когда все население страны заговорит на языке? Этот вопрос задевает всех нас. Жители “Зоны.кз” наверняка согласятся со мной, что нет более комментируемой темы, чем эта.
Мое мнение. Мы обязательно будем говорить на казахском. Все – и казахи и другие. К нашему счастью, казахский, как все тюркские языки, обладает большим запасом прочности. Он – высокоорганизованный внутренне язык. В нем нет исключений. Являясь родным сыном кыпчакского, а дальше – еще более древних корней, он обкатан тысячелетиями, как морской камушек. Он защищен: нуклеус языка почти не испытал эрозии времен, чего не скажешь о молодых языках. Чем моложе язык – тем он динамичнее – растет! И тем больше в нем исключений. Приведите сами себе пример одного из таких языков. Осталось дело за носителями. И вот здесь надо обратиться к мудрости предков. “Елу жылда ел жана”. Немного изменить – “Ел жана болу ушiн елу жыл оту керек”. К сожалению, это так – должно пройти не менее 50 лет, чтобы народ стал другим – из русскоязычного казахоязычным. Этот рецепт, похоже, универсальный. Моисей водил своих по пустыне 40 лет, а с учетом начала его агитпроп работы в плену те же 50 лет, чтобы из рабов сделать народ. Мы прожили 15 лет, осталось потерпеть еще 35. Так что время есть — учитесь, создавайте словари и учебники.
Теперь о русском языке. Очень хорошо, что мы двуязычны. Карл Маркс, помнится, говаривал – а не дурак был – чем больше языков ты знаешь, тем больше ты – Человек. Согласитесь, приятно ощущать себя… но не будем об этом. Русский язык – богатейший язык на планете, очень удобный для выражения мыслей. Неужели же мы откажемся от него? Эта тема требует специального освещения. Потом как-нибудь я напишу про русский язык отдельно. На данный транзитный период русский язык – спасение для наших неказахских казахов, поскольку с его помощью они могут принести пользу народу и обществу. Бог дает им возможность оставить после себя знания, в виде материальных носителей на русском языке. Следующие поколения наших граждан освоят и переработают русское наследие, и оно еще больше станет тем, чем оно уже является: нашим. А пока давайте жить, творить на двух языках и помнить, что страна меняется. Оралманы прибывают. Их дети служат в нашей армии, их руки строят города. И когда мы все умрем – уверен, это таки наступит в срок, и мы освободим эту землю от нашего бремени и наших проблем, — дети оралманов заселят ее и возьмут все в свои умелые казахские руки.
Читайте также: