Договор об арбитраже между францией и великобританией от 14 октября 1903 г

Обновлено: 25.06.2024

Неоднократные нарушения, которым в последние годы подверглись договоры, почитаемые основанием европейского равновесия, поставили императорский кабинет в необходимость вникнуть в их значение по отношению к политическому положению России.

В отдельной конвенции между обеими прибрежными державами Черного моря, составляющей приложение к трактату, заключается обязательство России ограничить свои морские силы до самых малых размеров.

С другой стороны, трактат установил основное начало нейтрализации Черного моря.

Державы, подписавшие трактат, полагали, что это начало должно было устранить всякую возможность столкновений как между прибрежными государствами, так равно и между последними и морскими державами. Оно долженствовало умножить число стран, пользующихся, по единогласному уговору Европы, благодеяниями нейтрализации, и, таким образом, ограждать и Россию от всякой опасности нападения.

Пятнадцатилетний опыт доказал, что это начало, от которого зависит безопасность границы российской империи с этой стороны, во всем ее протяжении, имеет лишь теоретическое значение.

В самом деле: в то время, как Россия разоружалась в Черном море и даже, посредством декларации, включенной в протоколы конференции, прямодушно воспрещала самой себе принятие действительных мер морской обороны в прилежащих морях и портах, Турция сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах морские силы в неограниченном размере; Франция и Англия могли по-прежнему сосредоточивать свои эскадры в Средиземном море.

Сверх того, по выражению трактата, вход в Черное море формально и навсегда воспрещен военному флагу, как прибрежных, так и всех других держав; но в силу так называемой конвенции о проливах, проход через эти проливы воспрещен военным флагам лишь во время мира. Из этого противоречия проистекает то, что берега российской империи открыты для всякого нападения, даже со стороны держав менее могущественных, если только они располагают морскими силами, против которых Россия могла бы выставить лишь несколько судов слабых размеров.

Все видели, как княжества Молдавия и Валахия, судьба которых, под ручательством великих держав, была определена трактатами и последующими протоколами, прошли через целый ряд переворотов, которые, будучи противны духу и букве договоров, привели их сперва к соединению, а потом к призванию иностранного принца. Эти события произошли с ведома Порты и были допущены великими державами, которые, по крайней мере, не сочли нужным заставить уважать свои приговоры.

Только один представитель России возвысил голос, чтобы указать кабинетам, что подобной терпимостью они становятся в противоречие с положительными постановлениями трактата.

Разумеется, что если бы уступки, дарованные одной из христианских народностей Востока, были последствием всеобщего соглашения между кабинетами и Портой, основанного на начале, которое могло бы быть применено ко всему христианскому населению Турции, то императорский кабинет отнесся бы к ним с полным сочувствием. Но эти уступки были лишь исключением.

Это нарушение не было единственным.

Неоднократно и под разными предлогами проход через проливы был открываем для иностранных военных судов, и в Черное море были впускаемы целые эскадры, присутствие которых было посягательством против присвоенного этим водам полного нейтралитета.

При постепенном, таким образом, ослаблении предоставленных трактатом ручательств, в особенности же залога действительной нейтрализации Черного моря – изобретение броненосных судов, неизвестных и не имевшихся в виду при заключении трактата 1856 года, увеличивало для России опасности в случае войны, значительно усиливая уже весьма явное неравенство относительно морских сил.

В таком положении дел, государь император должен был поставить себе вопрос: какие права и какие обязанности проистекают для России из этих перемен в общем политическом положении и из этих отступлений от обязательств, которые Россия не переставала строго соблюдать, хотя они и проникнуты духом недоверия к ней?

По зрелом рассмотрении этого вопроса, е.и.в. соизволил прийти к следующим заключениям, которые поручается вам довести до сведения правительства, при котором вы уполномочены.

По отношению к праву, наш августейший государь не может допустить, чтоб трактаты, нарушенные во многих существенных и общих статьях своих, оставались обязательными по тем статьям, которые касаются прямых интересов его империи.

По отношению же к применению, е.и.в. не может допустить, чтобы безопасность России была поставлена в зависимость от теории, не устоявшей перед опытом времени, и чтобы эта безопасность могла подвергаться нарушению, вследствие уважения к обязательствам, которые не были соблюдены во всей их целости.

что е.и.в. считает своим правом и своей обязанностью заявить е.в. султану о прекращении силы отдельной и дополнительной к помянутому трактату конвенции, определяющей количество и размеры военных судов, которые обе прибрежные державы предоставили себе содержать в Черном море;

что государь император прямодушно уведомляет о том державы, подписавшие и гарантировавшие общий трактат, существенную часть которого составляет эта отдельная конвенция;

что е.и.в. возвращает, в этом отношении, е.в. султану права его во всей полноте, точно так же, как восстановляет свои собственные.

При исполнении этого поручения, вы употребите старание точно определить, что наш августейший монарх имеет единственно в виду безопасность и достоинство своей империи. – В мысли е.и. величества вовсе не входит возбуждение восточного вопроса. В этом деле, как и во всех других, он только желает сохранения и упрочения мира. Он не перестает, по-прежнему, вполне признавать главные начала трактата 1856 года, определившие положение Турции в ряду государств Европы. Он готов вступить в соглашение с державами, подписавшими этот договор: или же для подтверждения его общих постановлений, или для их возобновления, или для замены их каким-либо другим справедливым уговором, который был бы признан способным обеспечить спокойствие Востока и европейское равновесие.

Е.и. величество убежден в том, что это спокойствие и это равновесие приобретут еще новое ручательство, когда будут опираться на основаниях более справедливых и прочных, чем при том положении, которого не может принять за естественное условие своего существования ни одна великая держава.

Приглашаю вас прочитать эту депешу и передать с нее копию г. министру иностранных дел.

Проблемы судебной практики [ 1, 2, 3 ] и законодательного регулирования [ 4, 5, 6 ] существенно осложняют арбитражное разбирательство в Республике Казахстане (далее - РК). Поэтому, если позволяют обстоятельства, стороны предпочитают разрешать споры в странах, дружественных арбитражу. [2]

Выбор места арбитражного разбирательства вовсе не логистический. В государствах, поощряющих развитие арбитража, суды [3] и законодательство [4] , как правило, расценивают выбор места арбитражного разбирательства как выбор права, применимого к арбитражному разбирательству (хотя, конечно, право, применимое к арбитражному разбирательству, не всегда должно совпадать с выбранным местом разбирательства [ 7 ]). Таким образом, выбор места арбитражного разбирательства в практике ряда стран имеет юридический смысл. Терминологически юридическое место арбитражного разбирательства ( seat of arbitration ) противопоставляется физическому месту арбитражных слушаний ( venue of arbitration ).

Выбор места арбитражного разбирательства в этих странах означает решение коллизионного вопроса о применимом к арбитражному разбирательству праве. Самостоятельно должен решаться вопрос о выборе права, применимого к арбитражному соглашению [ 8 ].

Постановка коллизионного вопроса

Выбирая место арбитражного разбирательства за рубежом, стороны стремятся исключить применение казахстанского права к их арбитражному разбирательству. Кроме того, стороны часто предполагают, что выбор, скажем, г. Лондона в качестве места арбитражного разбирательства означает, что и арбитражная оговорка будет регулироваться правом Англии.

Внутренние противоречия казахстанского законодательства, разноречивая судебная практика и существенные отклонения от сложившихся в развитом мире общепринятых стандартов коммерческого арбитража могут привести к тому, что сделанный сторонами выбор места арбитража за рубежом может в глазах казахстанского суда не означать выбора иностранного права в качестве применимого к иностранному разбирательству. Это, в свою очередь, делает возможным применение судом казахстанского права к арбитражному разбирательству и арбитражному соглашению.

В качестве самостоятельного последствия может оказаться затруднительным или вовсе невозможным исполнение иностранного арбитражного решения, вынесенного в противоречии с требованиями казахстанского законодательства об арбитраже (хотя сторонам казалось, что казахстанское законодательство не должно применяться к их арбитражному спору, арбитражной оговорке и вынесенному решению).

Таким образом, буквальное прочтение преамбулы Закона об арбитраже может предполагать два возможных толкования (без учета признания и приведения в исполнение в Казахстане арбитражных решений):

· Закон применяется к отношениям, возникающим в процессе деятельности арбитражного учреждения на территории Казахстана;

· Закон применяется к отношениям, возникающим в процессе деятельности арбитражного трибунала на территории Казахстана.

Проблема, однако, глубже. Глубже, чем просто решение вопроса о применимости или неприменимости к арбитражному разбирательству или арбитражному соглашению Закона об арбитраже [ 9 ]. Проблема носит коллизионный характер и заключается в применимости к арбитражному разбирательству и арбитражному соглашению правопорядка конкретной страны в целом.

Закон об арбитраже мог бы помочь в решении этой коллизионной проблемы, если бы указывал на то, что ссылка на место арбитражного разбирательства означает выбор страны, право которой применяется к арбитражному разбирательству и арбитражному соглашению. Однако не всегда коллизионный вопрос может и должен решаться в законе, регулирующим деятельность арбитража в соответствующей стране (хотя бы в силу того, что, как правило, закон об арбитраже применяется к арбитражным разбирательствам, имеющим место в соответствующей стране, то есть их применение является следствием уже сделанного коллизионного выбора).

Например, Типовой закон ЮНСИТРАЛ [5] , приведение в соответствие с которым декларировалось в качестве одной из задач принятия Закона об арбитраже [6] , тоже не решает коллизионный вопрос, а только вопрос применения к арбитражному разбирательству отдельно взятого закона.

Решение коллизионного вопроса в дружественных арбитражу странах

Большинство государств-участников Нью-Йоркской конвенции [8] относятся к выбору места арбитража как к правовой концепции (а не просто географическому выбору места слушаний). Суть данной концепции сводится к тому, что стороны, избирая место проведения арбитража и указывая его в арбитражной оговорке, тем самым договариваются о lex loci arbitri - праве, применимом к арбитражному разбирательству. Если стороны указали в качестве места проведения арбитража г. Лондон, то к их арбитражному разбирательству - в соответствии с широко распространенным толкованием Нью-Йоркской конвенции - будет применим национальный закон Англии об арбитраже.

«1. В признании и приведении в исполнение арбитражного решения может быть отказано по просьбе той стороны, против которой оно направлено, только если эта сторона представит компетентной власти по месту, где испрашивается признание и приведение в исполнение, доказательства того, что:

а) стороны в соглашении, указанном в статье 2 , были по применимому к ним закону в какой-либо мере недееспособны или это соглашение недействительно по закону, которому стороны это соглашение подчинили, а при отсутствии такого указания - по закону страны, где решение было вынесено; или

Европейская конвенция , не вступая в противоречие с Нью-Йоркской , в п.2 ст. VI формулирует еще более четкое правило:

«При вынесении решения по вопросу о наличии или действительности указанного арбитражного соглашения государственные суды Договаривающихся Государств, в которых поднят этот вопрос, должны будут руководствоваться, если вопрос касается правоспособности сторон, законом, который к ним применяется, а по другим вопросам:

· законом, которому стороны подчинили арбитражное соглашение;

· при отсутствии указаний на этот счет - законом страны, в которой должно быть вынесено решение;

Некоторые суды выводили коллизионное правило lex arbitri из схожих норм, содержащихся в законах об арбитраже их стран, заимствованных из ст. ст. 34(2)(а)( i ) и 36(1)(а)( i ) Типового закона ЮНСИТРАЛ [ 10 ].

Почему такое решение коллизионного вопроса неприемлемо в Казахстане

По этому пути могли бы пойти и казахстанские суды, если бы не следующие препятствия, вытекающие из Закона об арбитраже, ГПК и статуса Нью-Йоркской и Европейской конвенций.

Казахстан присоединился к Нью-Йоркской [12] и Европейской [13] конвенции указами Президента РК, не имеющим силы закона [14] . Поэтому эти конвенции хоть и являются частью действующего права РК, не имеют статуса ратифицированных международных договоров и потому не превалируют над законами РК [15] .

В то же время, подп. 1 п. 1 ст. 57 Закона об арбитраже и подп. 1 ч. 1 ст. 255 ГПК содержат нормы, регулирующие, как и ст. V Нью-Йоркской конвенции, основания для отказа в признании и приведении в исполнение арбитражного решения. Однако если Нью-Йоркская и Европейская конвенции в отсутствии выбора применимого к арбитражному соглашению права позволяют оценивать наличие и действительность арбитражного соглашения по праву страны, где было вынесено решение, то указанные нормы Закона об арбитраже и ГПК в аналогичной ситуации позволяют казахстанскому суду отказать в признании иностранного арбитражного решения, если арбитражное соглашение недействительно по законам Республики Казахстан.

Учитывая, что Закон об арбитраже и ГПК имеют приоритет перед Нью-Йоркской и Европейской конвенциями , если казахстанские суды и будут выводить коллизионное правило из норм о признании и приведении в исполнение арбитражных решений, то они будут вынуждены руководствоваться подп. 1 п. 1 ст. 57 Закона об арбитраже и подп. 1 ч. 1 ст. 255 ГПК, а не конвенциями. Это, в свою очередь, должно привести суды к выводу о применении к арбитражным соглашениям, в которых стороны не оговорили применимое право, права Республики Казахстан (то есть lex fori ), даже если стороны указали в арбитражном соглашении место разбирательства за рубежом, и в соответствии с таким выбором сторон арбитраж уже был сформирован по иностранному праву и вынес решение.

Такое толкование привело бы к очевидному нарушению воли сторон и лишило бы выигравшую сторону того, на что та была вправе рассчитывать при заключении арбитражного соглашения. Не говоря уже о том, что применение к арбитражному соглашению национального закона страны суда ( lex fori ), а не lex arbitri принципиально расходится с общепринятыми стандартами международного коммерческого арбитража в развитом мире.

Возможное решение коллизионного вопроса с точки зрения казахстанского права

При действующем регулировании арбитража (которое, несомненно, нуждается в коренной реформе), пожалуй, единственным разумным решением коллизионной проблемы был бы отказ от использования ст. 57 Закона об арбитраже и ст. 255 ГПК в целях выведения коллизионного правила. Для этого имеются весьма сильные аргументы.

Логика, используемая судами зарубежных стран для формулирования коллизионного правила из ст. V Нью-Йоркской конвенции, небезупречна, учитывая, что данная норма носит исключительно процессуальный характер (устанавливает основания для отказа в выдаче исполнительного листа) и не регулирует материально-правовые отношения (в частности, действительность арбитражного соглашения, законность арбитражного разбирательства и т.д.).

В то же время, если исходить из гражданско-правовой природы арбитража, то разумно разрешение коллизионного вопроса о праве, применимом к арбитражному разбирательству или арбитражному соглашению, в разделе международного частного права ГК РК. По этому пути пошли, например, французские суды [ 8 ].

Таким образом, в использовании ст. 255 ГПК для выведения коллизионного правила нет необходимости, поскольку коллизия может быть решена средствами гражданского права, включая МЧП и само арбитражное соглашение. Если бы решение коллизии не могло бы быть найдено в гражданском праве, то в качестве крайней меры следовало бы обратиться к ст. 57 Закона об арбитраже и ст. 255 ГПК.

Последствия решения коллизионной проблемы

Решение коллизионной проблемы в отношении права, применимого к арбитражному разбирательству и арбитражному соглашению, далее позволяет нам анализировать каждую спорную норму казахстанского законодательства на предмет ее применимости к отношениям, вытекающим из арбитражного спора. Рассмотрим несколько практически значимых примеров.

Отказ в выдаче исполнительного листа в связи с нарушением арбитражной процедуры

Согласно ч. 1 ст. 255 ГПК, суд выносит определение об отказе в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение арбитражного решения, если сторона, против которой было принято арбитражное решение, представит в суд доказательства того, что состав арбитража или арбитражная процедура разбирательства не соответствовали требованиям закона.

До решения коллизионного вопроса было бы неясно, о применении какого закона идет речь. Указание места арбитражного разбирательства в оговорке позволяет нам применить к арбитражной процедуре lex arbitri . Это означает, что при рассмотрении арбитражного спора за рубежом сторона, против которой было вынесено решение, будет не вправе ссылаться на несоответствие арбитражной процедуры казахстанскому законодательству в порядке ч. 1 ст. 255 ГПК.

Такую же позицию следует отстаивать и в отношении вопроса об отказе в признании иностранного арбитражного решения на том основании, что арбитражное соглашение не соответствует праву РК. Как обосновывалось выше, только ограничительное толкование ч. 1 ст. 255 ГПК позволяет при существующем регулировании обеспечить законные интересы сторон арбитражной оговорки и достичь правового результата.

Сфера действия Закона об арбитраже

Разрешительный порядок заключения арбитражных оговорок определёнными категориями субъектов

Например, п. 10 ст. 8 Закона об арбитраже устанавливает разрешительный порядок заключения арбитражного соглашения государственными органами, государственными предприятиями, а также юридическими лицами, пятьдесят и более процентов голосующих акций (долей участия в уставном капитале) которых прямо или косвенно принадлежат государству. Иными словами, ограничивает гражданскую правоспособность юридического лица.

Если предположить, что арбитражное соглашение регулируется иностранным правом, означает ли это, что перечисленные субъекты могут свободно заключать арбитражные соглашения? Ответ на этот вопрос, скорее всего, должен быть отрицательным, учитывая жесткую коллизионную привязку в отношении гражданской правоспособности юридического лица - она определяется правом страны, где это юридическое лицо учреждено ( ст. 1100 и п. 1 ст. 1101 ГК РК). Вряд ли законодатель имел в виду установить разрешительный порядок заключения арбитражных оговорок только для случаев, когда арбитражные разбирательства и арбитражные соглашения регулируются правом Казахстана. Разрешительный порядок, скорее всего, предполагался для полного исключения компетенции государственных судов - а это происходит независимо от того, каким правом регулируется арбитражное соглашение.

Арбитрабельность споров

П. 8 ст. 8 Закона об арбитраже определяет в качестве неподведомственных арбитражу определённые категории споров (например, по которым затрагиваются интересы несовершеннолетних лиц, споры о реабилитации и банкротстве, между субъектами естественных монополий и их потребителями, и др.).

Односторонний отказ от арбитражного соглашения

Хотя п. 5 ст. 9 Закона об арбитраже об одностороннем отказе от арбитражного соглашения был исключен [16] , он сохраняет актуальность для случаев, когда одна из сторон предприняла попытку отказаться от арбитражной оговорки в период действия этой нормы. Здесь вопрос решается просто: если арбитражное соглашение регулируется иностранным правом, то данная норма не должна применяться, поскольку право, применяемое к договору, в силу подп. 5 п. 1 ст. 1115 ГК РК охватывает прекращение договора.

Поставить закладку
Посмотреть закладки
Добавить комментарий

7. Fouchard, Gaillard, Goldman on International Commercial Arbitration, Savage and Gaillard (ed) (1999), 635 para. 1178.

8. Fouchard, Gaillard, Goldman on International Commercial Arbitration, Savage and Gaillard (ed) (1999), 221 para. 424.

10. International Arbitration: Law and Practice (Second Edition), Born (2015), para. 2.06.

11. Карабельников Б. Р. Международный коммерческий арбитраж. Учебник. - М.: Московская высшая школа социальных и экономических наук, 2013. - С. 117.

[1] Статья опубликована в Вестнике института законодательства РК. - 2017. - № 1 (46). - с. 120-127.

[8] Конвенция о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (Нью-Йорк, 10 июня 1958 года).

[9] Протокол об арбитражных оговорках, подписанный в Женеве 24 сентября 1923 года.

[10] Совместно с Женевской конвенцией 1927 года о приведении в исполнение иностранных арбитражных решений, утратившей силу в связи с принятием Нью-Йоркской конвенции 1958 года.

[11] Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже (Женева, 21 апреля 1961 г.).

[15] П. 3 ст. 4 Конституции Республики Казахстан.

Германская дипломатия умело использовала шанс, который ей предоставило всеобщее раздражение европейских государств и США против действий Франции в Рейнской области. Теперь уже Берлин стремился представить себя в роли жертвы французской экспансии, встречая понимание международного политического мнения. Германские представители стали говорить о необходимости приобретения международных гарантий против нарушения франко-германской и германо-бельгийской границ.

29 сентября 1924 г. Германия сделала заявление о намерении вступить в Лигу наций и высказала пожелание о предоставлении ей места постоянного члена Совета Лиги, а 12 декабря декларировала требование ликвидировать "неравенство" в вооружениях, которое вытекало из Версальского договора. Действия германской стороны предпринимались при благосклонном внимании Великобритании, считавшей источником нестабильности в Европе французские амбиции.

Берлин искал пути ослабить путы Версаля и добиться более выгодного для себя урегулирования с бывшими противниками. Первым большим клином, который удалось вбить в Версальский порядок, была договоренность с Советской Россией в Рапалло. Новую возможность для проявления инициативы дал французский проект договора между державами, "имеющими интересы на Рейне" — франко-бельгийско-британского союза. Германия постаралась помешать образованию такого тройственного блока, в чем нашла влиятельных союзников в Лондоне. 25 января 1925 г. германское правительство официально представило собственный проект Рейнского гарантийного пакта.

Завязавшаяся дипломатическая переписка и последующие переговоры велись между Великобританией, Германией и Францией. Италия, для которой, по заявлению Муссолини, рейнская граница не представляла интереса, в них не участвовала. Но в Париже хорошо понимали логику британской позиции и видели элементы фактического блокирования Британии и Германии против Франции. Поэтому французской стороне было выгодно привлечь к переговорам Италию, рассчитывая на ее потенциальные разногласия с Германией по вопросу об австро-итальянских территориальных спорах в Альпах.

Министр иностранных дел Франции Аристид Бриан попытался подключить Рим к переговорам о европейских границах. Он предложил заключить гарантийный пакт для восточных и южных границ Германии с ее соседями при участии Франции, Италии, Чехословакии, Польши, Австрии и самой Германии, причем Франция брала на себя роль гаранта такого договора. Муссолини отклонил и это предложение, заявив, что в его интересы не входит гарантирование границ Польши и Чехословакии.

Разногласия между предполагаемыми участниками будущего пакта были значительны. Французское правительство желало, чтобы одновременно с пактом были бы подписаны арбитражные договоры Германии с восточными союзниками Франции — Польшей и Чехословакией — и чтобы эти договоры составляли с Рейнским гарантийным пактом единый комплекс. Этому противилась Британия, угадывая во французском плане идею "окружения Германии". Ощущая британскую поддержку, Германия отвергала юридическое закрепление неприкосновенности ее границ с Польшей и Чехословакией. В Берлине не скрывали, что не считают границы на востоке Европы окончательными. Очевидно, не считали их таковыми и в Лондоне. В первую очередь речь могла идти о границе Германии с Польшей.

В итоге долгих и сложных дипломатических маневров в октябре 1925 г. в Локарно (Швейцария) были парафированы, а 1 декабря в Лондоне окончательно подписаны договоры и соглашения, получившие общее название Локарнских. Главным из них был Рейнский гарантийный пакт между Германией, Францией, Бельгией, Великобританией и Италией. По этому пакту Германия, Франция и Бельгия признали неприкосновенность границ Германии с Бельгией и Францией в том виде, как они были установлены Версальским договором, а также обязались соблюдать постановления Версальского договора о демилитаризации Рейнской зоны. Германия, Франция и Бельгия обязались также разрешать все спорные между ними вопросы путем арбитража или судебного решения. Обязанности гарантов соблюдения пакта приняли на себя Великобритания и Италия.

Принятые Германией обязательства признавать неприкосновенность границ не исключали, как заявил Штреземан, ставший в конце 1923 г. министром иностранных дел Германии, возможности пересмотреть их переговорным путем. И действительно, как только Локарнские соглашения были подписаны, Германия приступила к секретным переговорам с бельгийским правительством о передаче ей кантонов Эйпен и Мальмеди.

Одновременно с Рейнским пактом в Локарно были подписаны двусторонние соглашения Германии с Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией об арбитраже в случае возникновения пограничных споров, а также двусторонние франко-польский и франко-чехословацкий гарантийные договоры. Однако не увязанные в единый комплекс с Рейнским пактом они не были подкреплены достаточно надежными многосторонними международными гарантиями. Восточноевропейские страны в случае конфликта с Германией могли рассчитывать только на поддержку Франции. Ни Британия, ни Италия в этом случае не имели бы официальных оснований воздействовать на Берлин. Локарнские соглашения вступили в силу с принятием Германии в Лигу наций 8 сентября 1926 г., где она получила место постоянного члена Совета Лиги. Прежний военный контроль союзников над Германией был заменен военным контролем со стороны Лиги наций. Франко-бельгийские войска начали по частям покидать Рейнскую зону еще в 1925 г.

Локарнские соглашения были разумным способом решения германской проблемы. Избранный для этого способ, франко-германское примирение, было целью политики французского министра иностранных дел Бриана, считавшего такое примирение залогом европейской стабильности. На первой стадии переговоров, свидетельствуют архивные материалы МИД Франции, Бриан добивался гарантий границ и для восточных соседей Германии. Он решился на локарнский вариант лишь после того, как его идея гарантий границ и на востоке Европы встретила упорное сопротивление Германии, нашедшей поддержку у Великобритании. Дипломатия Бриана послелокарнского периода свидетельствует о том, что он мало полагался на добрую волю Германии и поэтому искал способы укрепить военно-политические союзы малых стран, а позже стал обдумывать пути к соглашению с СССР.

Локарнские соглашения разрядили напряженность в Европе, оказав умиротворяющий эффект на настроения европейцев. Современники оценивали соглашения как "высшую точку в возрождении Европы" и как "водораздел между войной и миром". "Творцы Локарно" — министр иностранных дел Франции Аристид Бриан, министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен и министр иностранных дел Германии Густав Штреземан — были удостоены Нобелевской премии мира 1925 г.

Слабостью "системы Локарно" была ее ограниченность. Она была сфокусирована фактически только на франко-германском примирении и не могла служить основой общеевропейского механизма обеспечения безопасности. Становилось все яснее, что после Локарно основных импульсов нестабильности предстоит ожидать со стороны востока Европы. Локарнский договор не сопровождался подписанием одной или нескольких военных конвенций, и поэтому никакой конкретный механизм включения гарантий против возможного нарушения согласованных условий не был предусмотрен. В случае конфликта державы-гаранты должны были только вступить в переговоры для рассмотрения вопроса о возможности принятия мер против нарушителей. Надежность таких гарантий была невелика. Тем не менее, подписание соглашений создало в международных отношениях феномен "духа Локарно" как выражения общего настроя европейских стран на примирение и сотрудничество. Это настроение определило ослабление международной напряженности во второй половине 20-х годов.

Созданию Антанты предшествовало заключение в 1891-1893 годах русско-французского союза в ответ на создание Тройственного союза (1882) во главе с Германией.

Антанта (от франц. Entente, Entente cordiale – сердечное согласие) – союз Великобритании, Франции и России (Тройственное согласие), оформился в 1904-1907 годах и объединил в ходе Первой мировой войны (1914-1918) против коалиции Центральных держав более 20 государств, среди которых США, Япония, Италия.

Образование Антанты связано с размежеванием великих держав в конце XIX – начале XX века, вызванным новым соотношением сил на международной арене и обострением противоречий между Германией, Австро-Венгрией, Италией с одной стороны, Францией, Великобританией и Россией, – с другой.
Резкое обострение англо-германского соперничества, вызванное колониальной и торговой экспансией Германии в Африке, на Ближнем Востоке и других районах, гонкой морских вооружений, побудило Великобританию искать союза с Францией, а затем с Россией.

В 1904 году было подписано британо-французское соглашение, за которым последовало русско-британское соглашение (1907). Эти договоры фактически оформили создание Антанты.

Россия и Франция были союзниками, связанными взаимными военными обязательствами, определенными военной конвенцией 1892 года и последующими решениями генеральных штабов обоих государств. Британское правительство, несмотря на контакты между британским и французским генеральными штабами и военно-морским командованием, установленными в 1906 и 1912 годах, не приняло на себя определенных военных обязательств. Образование Антанты смягчило разногласия между ее участниками, но не устранило их. Эти разногласия не раз обнаруживались, чем пользовалась Германия, пытаясь оторвать Россию от Антанты. Однако стратегические расчеты и захватнические планы Германии обрекли эти попытки на провал.

В свою очередь страны Антанты, готовясь к войне с Германией, предпринимали шаги к отрыву Италии и Австро-Венгрии от Тройственного союза. Хотя до начала Первой мировой войны Италия формально и оставалась в составе Тройственного союза, связи стран Антанты с ней крепли, и в мае 1915 года Италия перешла на сторону Антанты.

После начала Первой мировой войны, в сентябре 1914 года в Лондоне между Великобританией, Францией и Россией было подписано соглашение о незаключении сепаратного мира, заменявшее собой союзный военный договор. В октябре 1915 года к этому соглашению присоединилась Япония, которая в августе 1914 года объявила войну Германии.

В ходе войны к Антанте постепенно присоединялись новые государства. К концу войны в состав государств антигерманской коалиции (не считая России, вышедшей после Октябрьской революции 1917 года из войны) входили Великобритания, Франция, Бельгия, Боливия, Бразилия, Гаити, Гватемала, Гондурас, Греция, Италия, Китай, Куба, Либерия, Никарагуа, Панама, Перу, Португалия, Румыния, Сан-Доминго, Сан-Марино, Сербия, Сиам, США, Уругвай, Черногория, Хиджаз, Эквадор, Япония.

Основные участники Антанты – Великобритания, Франция и Россия, с первых дней войны вступили в секретные переговоры о целях войны. Британо-франко-русское соглашение (1915) предусматривало переход Черноморских проливов к России, Лондонский договор (1915) между Антантой и Италией определил территориальные приобретения Италии за счет Австро-Венгрии, Турции и Албании. Договор Сайкс-Пико (1916) разделял азиатские владения Турции между Великобританией, Францией и Россией.

В течение первых трех лет войны Россия оттягивала на себя значительные силы противника, приходя быстро на помощь союзникам, как только Германия предпринимала серьезные наступления на Западе.

После Октябрьской революции 1917 года выход России из войны не срывал победы Антанты над германским блоком, ибо Россия выполнила полностью союзнические обязательства, в отличие от Англии и Франции, не раз срывавших свои обещания помощи. Россия дала возможность Англии и Франции мобилизовать все свои ресурсы. Борьба русской армии позволила США развернуть свою производственную мощь, создать армию и заменить вышедшую из войны Россию – США официально объявили войну Германии в апреле 1917 года.

После Октябрьской революции 1917 года Антанта организовала вооруженную интервенцию против Советской России — 23 декабря 1917 года Великобритания и Франция подписали соответствующее соглашение. В марте 1918 года интервенция Антанты началась, однако походы против Советской России завершились провалом. Цели, которые Антанта ставила перед собой, были достигнуты после поражения Германии в Первой мировой войне, однако стратегический союз между ведущими странами Антанты Великобританией и Францией сохранился и в последующие десятилетия.

Общее политическое и военное руководство деятельностью блока в различные периоды осуществлялось: Межсоюзническими конференциями (1915, 1916, 1917, 1918), Верховным советом Антанты, Межсоюзным (исполнительным) военным комитетом, Верховным главнокомандующим союзными войсками, главным штабом Верховного главнокомандующего, главнокомандующими и штабами на отдельных театрах военных действий. Применялись такие формы сотрудничества, как двусторонние и многосторонние встречи и консультации, контакты главнокомандующих и генштабов через представителей союзных армий и военных миссий. Однако различие военно-политических интересов и целей, военных доктрин, неправильная оценка сил и средств противоборствующих коалиций, их военных возможностей, отдаленность театров военных действий, подход к войне как кратковременной кампании не позволили создать единое и постоянное военно-политическое руководство коалицией в войне.

Читайте также: