Чьи пьесы по заявлению льва толстого были еще хуже чем у шекспира

Обновлено: 01.06.2024

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Старик Шекспир не сразу стал Шекспиром,
Не сразу он из ряда вышел вон.
Века прошли, пока он целым миром
Был в звание Шекспира возведен.

Старик Толстой тоже не сразу стал стариком. Но к 1904 году стал, 75 лет - это возраст!
Если сравнить с Шекспиром, чей "благородный дух вознёсся к небу" в возрасте 52 лет, то 75 - это весомо.



Так что же случилось в 1904-м? А случился длинный, на 70 страниц, критический очерк Толстого "О Шекспире и о драме", начал его он ещё в 1903-м, напечатан в 1905-м.

Убелённый сединами признанный классик камня на камне не оставил от творчества другого мирового классика - высказал, всё, что наболело.
А болело давно. О том, что наш "матёрый человечище" не жаловал английского собрата по перу, знали его современники.



На фото 12 сентября 1901 года - ялтинский обитатель Антон Павлович Чехов и Лев Николаевич Толстой.
Чехов пришёл по-соседски навестить в Гаспре Толстого,
который во дворце графини Паниной (и по её приглашению) поправлял в Крыму здоровье после воспаления лёгких.
И в конце беседы Чехов схлопотал по полной.

"Вы знаете, - сказал ему Толстой, - я терпеть не могу Шекспира, - но ваши пьесы еще хуже.
Шекспир все-таки хватает читателя за шиворот и ведет его к известной цели, не позволяет свернуть в сторону.
А куда с вашими героями дойдешь? С дивана, где они лежат, - до чулана и обратно?"

Понятно, что Чехов (на 32 года моложе Толстого) ему в сыновья годился,
но всё же в 1901 году – Чехов уже всемирно известный писатель, его переводят и много печатают в Европе, чтоб вот так-то ему - всю "правду-матку".



(Тот же день в Гаспре; фото Софьи Андреевны Толстой)

Чехов не обиделся (по крайней мере, виду не подал), а позже в разговоре с Буниным и ответ сформулировал:
"Знаете, что меня особенно восхищает в нём (в Толстом), это его презрение к нам как писателям.
Иногда он хвалит Мопассана, Куприна, Семёнова, меня. Почему?
Потому что он смотрит на нас как на детей. Наши рассказы, повести и романы для него детская игра.
Другое дело Шекспир: это уже взрослый, его раздражающий, ибо он пишет не по-толстовски. "

Доживи Чехов до 1905 года и почитай Толстого "О Шекспире и о драме",
он бы убедился, насколько -он- прав и насколько Шекспир раздражал Толстого.
И всё раздражение Толстой высказал в очерке.

И как он при чтении Шекспира чувствует "неотразимое отвращение и скуку",
и как у Шекспира нет естественности, нет искренности, нет чувства меры,
а "содержание пьес Шекспира - есть самое низменное, пошлое миросозерцание. "
"Во всех сочинениях Шекспира видна умышленная искусственность, видно, что он не in earnest (не всерьез), что он балуется словами".

Не скрою, мне за Шекспира обидно. И за Чехова. Поневоле вспомишь тут В.В.Розанова - "Толстой был гениален, но неумен".
Можно подумать, что у самого Толстого его драматические произведения - верх совершенства.
Берём его драму "Коготок увяз, всей птичке пропасть" -
"Паралик её расшиби, мотри мне, наклявузничала, нынче батю пузырила, пузырила, я тебя рогачом, уж я блевала, блевала,
ты, тае, мотри, нынче не разбирают, ведьма толстомордая, околузывают дочиста. ", ну и так далее - власть тьмы.

Нет уж, по мне так лучше Шекспир – "Это вы нам показываете кукиш, синьор? - Нет, я его просто показываю, синьор!"
Или Чехов с его "небом в алмазах" или "ах, какая жизнь будет через 200-300 лет, какая жизнь".

Уж лучше бы продолжал всем графьям граф писать только о том, о чём знает лучше всего на свете - о свете.
Хотя светская (с цыганским уклоном) драма в шести действиях "Живой труп", на мой взгляд, пошлость неимоверная с её морализаторством:-
"не может хорошая женщина оставить мужа, развод несогласен с истинным христианством.."



А это фото сделала младшая дочка Толстого Александра Львовна Толстая; Толстой за завтраком в Гаспре.
Ну да, понятно, конечно, человек после болезни,
но, будем считать, что именно так и все яснополянские крестьяне завтракали, поправляясь после болезни.
Фото из своб. источников яндекс-картинки

Почему Толстой терпеть не мог Шекспира

Знаете ли вы, что Лев Толстой на дух не принимал Шекспира?

Поищем, как Шерлок Холмс: сперва нашли окурок, а потом труп в шкафу. Чтобы прояснить туман, нам надо понять, чем проза отличается от драмы. Кажется, то и другое – литература. На самом деле между ними пропасть. И на сотню прозаиков хорошо, если найдется один хороший драматург.

Прозаик создает картину мира словами, как художник красками. Текст прозы богат разнообразными речевыми оборотами, стиль передает невыразимые тонкости. Прозаик описывает зыбкие настроения, формулирует глубокие и парадоксальные мысли. Такова проза Бунина, Набокова. Главное – в стиле, который создают отточенные фразы.

Текст драмы (в том числе сценария) отличается от прозы, как день от ночи. Описания безлики и стереотипны. Диалог функционален. Главное – это увлекательная история, где характеры попадают в затруднительные положения. Поэзия таится в действиях актеров драмы, играют ли они в театре или в кино, в спектакле или в фильме.

Особенно эта разница заметна, когда сравниваешь прозу и драму гения, которого Бог наградил обоими дарами. У Чехова текст рассказов непередаваемо изыскан, а в пьесах только краткие диалоги и простые ремарки. Поэзия где-то внутри.

Немногие люди обладают талантом рассказчика историй. Толстой и Шекспир оба обладали этим даром. Но для Толстого сочинить историю значило сделать только первый шаг. Романы Толстого – это созданные одним человеком кинофильмы, где точнейшим образом описан каждый кадр. Вы читаете, и в вашем мозгу как будто вспыхнул огромный экран со стереозвуком.

Толстой не только создавал великие характеры, он был режиссером своих романов. Сенсационное зрелище в его фильмах потрясало зрителей новизной. Анна Каренина бросилась под поезд. Ну и что за сенсация? А то, что тогда в России большинство читателей ни разу не видели железной дороги. На всю Россию была одна только что построенная – из Петербурга в Москву. Броситься под паровоз – это было все равно что сейчас сгореть в дюзах космической ракеты.

Но тысячи режиссеров умирают от счастья, когда могут идеи Шекспира развить и превратить в свои. К энергетическому ядру Шекспира прилипает все талантливое. Каждый найдет свое развитие. Для этого и работает драматург: он пишет не для читателей, а для артистов. Итог работы – спектакль, кинофильм, сериал.

Выходит, по сравнению с прозой, где писатель все делает сам, драма – полуфабрикат? Нет, друзья, драма – это такой жанр, она обладает потенциалом самого глубокого проникновения в человеческие характеры.

Толстой это прекрасно знал, будьте уверены. Гений проникает в суть вещей глубже, чем мы. Может, в этой глубине спрятана непонятная нам тайна несовместимости? Кто хорошо помнит Шекспира и Толстого усмехнется. Ему понятно: Толстой – реалист, у него все как в жизни. А у Шекспира все поэтически преувеличено. Между ним и Толстым – пропасть разных взглядов на искусство. Как бы не так! В каждой драматической истории есть свой скелет. Подберемся к скелету какой-нибудь истории Толстого.

Неужели мы, выйдя на охоту за тайной презрения Толстого к Шекспиру, совершенно случайно открыли тайную страсть Толстого к бульварным мелодрамам? Нет. Мы открыли нечто совершенно иное. Будьте уверены, если бы Толстому понадобилось придумать историю покруче этой, он на раз выдал бы их десяток. Но лучше, чем эта, не придумать. Эта – именно та, что надо.

В сильном драматическом сюжете всегда сталкиваются крайности: жизнь и смерть, благородство и предательство, богатство и нищета, отчаяние и надежда. Чем ближе смрадное дыхание ада к ангельским кущам рая, чем плотнее они смыкаются в сюжете, тем глубже пронзает драма душу зрителя.

Выходит, Толстой сам был поэтом драмы? А как же! А что он в таком случае не поделил с Шекспиром?

Дилетант полагает, что эмоциональные впечатления достигаются в документально- жизненных фактах. Если так, тогда надо читать газеты и рыдать. Там очень крутые факты. Но как-то никто не плачет. Потому что факты для драмы – ничто. Главное – то, как мы работаем с этими фактами.

Толстой первоначальный замысел развивал до великого романа-кинофильма, снятого один раз и на века. В своем кинофильме он все делает сам. Он сценарист и режиссер, оператор и художник. И все герои от главных до самых второстепенных, мелькающих на горизонте, одухотворены и рождены только его талантом. А Шекспир полагал, что замысел надо развить так поэтично, чтобы сердце истории пульсировало жизнью и вдохновляло художников на сотворчество. Его пьесы – это энергетический сгусток, сердце фильма или спектакля.

Гамлетов может быть тысяча, и все разные. Даже женщины играли Гамлета – например, Сара Бернар. Гамлет – гениальное сердце персонажа, гениальный энергетический заряд роли.

Два совершенно разных итога в создании истории – у Шекспира и у Толстого. Но оба исходили из универсальных законов драмы, открытых еще Аристотелем.

Читайте также: